Доброе утро, Хьюстон. Не закрывайте глаза… - Виктория Куба

Разбирайте, господа, все эти важные для вашего суждения причиндалы. Мы начинаем представление.

Раскинув свои руки в стороны, я стерпел все ваши удары. На мне трудно отыскать живое место, но улыбка и огонь в расширенных зрачках не покидают меня вопреки происходящему судилищу.

«Ты виновен по всем статьям!» Пусть так. «Ты демон!» – кричали они. Я ничего не отрицал. Я смотрел ввысь и громко смеялся.

Когда все кончилось, я накинул на обмякшее тело и окровавленную душу измятую свою рубашку. Вновь закурив, задернул занавес и вышел прочь.

Шел сильный дождь. Я промок до нитки. В ботинках хлюпала вода. Сигарета намокла. Зайдя в ближайший бар, я заказал бутылку черного Карибского рома и начал хлестать его стаканами один за другим, словно я морской волк или пират. Изрядно напившись, вытолкнул боль из себя методом исключения. Встряхнув головой, я поставил снова все на СВОИ места и, покинув кабак, продолжил свое движение прямо к цели. Прямо в сердце системы, заранее предчувствуя тяжелую битву.

Я проходил сквозь людей и стены, ломая свои кости. Рвал глотку и рубаху на площади, поднимая черный флаг. Пока я жив, я буду кричать за свободу человека и против государственного порабощения. Бороться до последнего вздоха и последнего факела в моей руке, невзирая на мнение массы зажиточных кретинов и политических деятелей, толкающих в себя купюры и с жадностью облизывающих руки большим, чем они сами, бюрократам!

2

«Хьюстон» ровно раз в год являлся главным мероприятием всех битников Нью-Йорка, экспериментирующих с новыми формами литературы, ряды которых составляют молодые и свободные умы, начинающие писатели, черт их дери! Духовно развитые интеллектуалы, находящиеся в вечном поиске спокойствия и независимости, пьяницы и джанки, смело мыслящие хиппи-поэты, анархисты с антиреволюционными романтическими наклонностями, кричащие в своих текстах о произволе США и о том, кому на самом деле нужна была эта резня во Вьетнаме. Смелые писаки вовсю обсуждали отказ Мухаммеда Али от несения службы в армии США и то, как все они на его стороне. Все мы очень бурно переживали в то время определенный накал со стороны властей и подавление общественного «Я». Но мы не хотели молчать, несмотря на угрозы и разгоны фараонов! Мы стояли на защите, как умели и могли, не беря в руки оружие! Нашим оружием являлись лишь печатные машинки, языки, блеск горящих глаз и, невзирая на запреты, СВОБОДА СЛОВА. Нами было организовано несколько «штаб-квартир», в которых мы собирались в свободное от работы и прочих дел время. Нашей целью было докричаться до ебаных верхушек и сломить их своим криком, тем самым мы смогли бы защитить себя и сотни невинных и несогласных от репрессий и кровавого месива. Это заправляющее страной политдерьмо желало отхватить «кусок побольше» и усесться на мировой трон, пропитанный порохом, ценой невинных человеческих жизней. Людей заставляли брать штурмовые винтовки и идти убивать таких же несчастных, предварительно расцеловав звездно-полосатый флаг, родителей и детей, которых они больше не увидят никогда! Мы рассовывали наши напечатанные статьи во все дома Америки. Мы верили, что нас станет больше и мы дадим отпор. Мы знали, что однажды сможем говорить без страха, жить без страха и что больше никогда не станут стрелять в тех, кто с цветами в руках стоит перед солдатами и просит их сложить оружие. Однажды все оружие мира будет сложено… Это являлось нашей верой и основной просьбой к Всевышнему! МЫ, распивающие эту жизнь, словно абсент, обжигая полость рта и с сотнями ожогов на языке, доносим свою правду бытия и философию hip до общества, которое разделяет нашу идеологию и рифмы честности!

Мы слушали, как Гинзберг зачитывает «Вопль», стоя, одетый, по пояс в воде, как талантливый Дэвид Картман сидит в шезлонге как очарованный и громко вслух читает «Войны, которые я видела», написанные Гертрудой Стайн, собрав вокруг себя толпу молодых людей. Люди находились везде. Все читали, накуривались, закидывались кислотой, выпивали и, обретая некую свободу, философски делились друг с другом мыслями, литературой и ощущениями. В наши глаза бьет красочный персиковый закат. Песок на пляже остывает, и мескалин постепенно уносит нас в иное бытие. Миллиард светил с головами тигров и ангельскими глазами, чешуйчатые трехглавые дельфины выпрыгивают из океана и обволакивают нас, будто убаюкивая, легким теплым воздухом… Словно ожили все картины Сальвадора разом… Строчки стихов Гэри Снайдера For All доносились до нас и ласкали слух… Мы тонули в этой откровенности галлюцинаций, в которую так часто сбегали от суеты…

Я смог отыскать тебя в объятиях Иисуса на его железном коне. Этот здоровяк являлся не просто байкером, а одним из первых составляющих всего хаотичного и буйного сообщества на двух колесах «Ангелы ада». Вообще, непонятно, откуда взялись в этот день на нашем пляже эти длинноволосые сальные парни, накаченные бензедрином, пропахшие бензином и пивом. Шестое чувство привело этот рой дикарей на наше мероприятие. Вздымая в высь своими колесами клубы пыли и наводя ужас на бит-сообщество бренчанием цепей и скрипом кожи курток, эти мародеры вели себя, как умалишенные гризли в период спаривания, круша все вокруг. Я всегда ненавидел этих развратных и склонных к бойне громил! Иисус нагло хватал тебя своими огромными татуированными руками и слюнявил тебе шею, активно двигая своей мощной челюстью. Увидев меня, ты вырвалась из его цепких лап и с улыбкой побежала мне навстречу. Поравнявшись со мной, ты потрепала мне волосы так, как это делала в моем детстве добродушная пожилая женщина из дома напротив. Миссис Сандерс. Я тогда еще украдкой срывал в ее саду карликовые розы цвета крем-брюле и раздаривал их соседским девчонкам. Чудное было время… Укусив меня за ухо, ты сунула в мою руку косяк со словами: «Повеселись, дружок, я скоро буду». Я убрал в карман твой «подарок» и ленивой походкой направился к своему другу Стиву.

Стив являлся для меня не просто другом. Он был братом, и пусть генетически наша кровь не перехлестывалась, мы были близки, как родные. Этот стручок, под два метра ростом, с зелеными глазами и ямочкой на подбородке, в шляпе порк-пай, зауженных темных брюках и стеганом светло-сером жилете из атласа, из-под которого виднелась измятая белая рубашка, полностью разделял мои мысли по поводу всего в этом мире и, пожалуй, был единственным человеком, которому я смог бы доверить свою жизнь. Стив любил девчонок, порошок, путешествовать и писать слащавые романтические поэмы. Со всем вышеперечисленным он довольно неплохо справлялся. Периодически, словно Юлий Цезарь, он совершал несколько дел в одно время, везде успевая и все выполняя превосходно, и вызывал восторг у окружающих и блеск в глазах девиц. Великолепный оратор в стиле «Казанова», хитрый лис и самый честный для меня человек.

Дойдя до Стива, который в тот момент заканчивал в палатке с одной девицей, приехавшей к бабушке на каникулы из воскресной школы для девочек, я окликнул его, и он тотчас же слез с девчонки. Натянул штаны, сделал последний глоток пива из банки Budweise, стоявшей на траве подле логова. Посмотрел на меня и самодовольно улыбнулся, счастливый и уверенный в наивысшем качестве содеянного и в доставленном удовольствии очередной девственнице. Стив подмигнул мне, улыбнулся и кивнул на стоящие у дуба бутылочки, наполненные дурманящей айяуаской, и мы направились ближе к чарующим волнам Атлантического океана.

Сев на уже остывший песок и сделав по глотку из бутылки, я достал косячок с марихуаной, а Стив губную гармошку. Мы создали поистине прекрасный дуэт, сплетая приход и музыку в одну мелодию, медленно размазывающую наши мозги по черепам. Продолжая отдаваться видениям и айяуаске, мы философски бормотали о вечном, о Бодлере, Рембо, Уитмене, об экспериментах с наркотиками, расширяющими сознание, и о свободе слова в литературе, о новых формах и о влиянии их на наши умы. Резкий и громкий смех, доносящийся со стороны наших спин, прервал эту великолепную беседу. Это неслась, скользя по песку, ты, Маргарет. Подбежав, ты резко обняла меня за шею, повиснув на ней, смачно чмокнула, оставив след выделений на моей щеке. Ты именно та единственная и неповторимая женщина, которая при каждой встрече оставляла на мне свои следы. Выхватив из моих рук бутылку, пританцовывая со смехом босиком на песке, ты что-то напевала себе под нос, а Стив продолжал создавать ритм. Устав от своих диких танцев, ты рухнула рядом с нами и, надув свои обильно намазанные помадой губки, стала много говорить. Говорила ты о том, что ты хочешь, чтобы внутри тебя царила пустота, как в консервной банке. Потому что со дня нашего знакомства в тебе что-то поменялось и от этого тебе неспокойно. Эти странные скомканные чувства и тяга к моим губам нарушают твой баланс, детка. А тебе это сейчас никак не нужно. Ведь ты выбрала для себя жизнь свободной и красивой птицы, не преклоняя колен перед чьими-то устоями и законами. Принадлежать только себе. Не привязываться. Это являлось твоим основным кредо. Именно так ты желала жить в данный момент. Но теперь по непонятным причинам и химическим процессам в голове ты постоянно думаешь обо мне.